Только о ерунде, о мультфильмах, о моде, путешествиях и развлечениях, только байки и анекдоты.
Света не просыпалась толком до самого утра. Лишь когда Солнце усадил ее рядом с собой в машине, простонала — тоненько, тихо-тихо, больной ребенок: «Со-о-олнышко… возьми меня на ру-учки…»
На коленях у Полетаева она, свернувшаяся калачиком, умещалась целиком, как зверек.
— Светик мой, — ласково и жутко сказал Солнце, — падлы-суки обидели моего Светика… мы с Крокодилычем их порвем на восемь клиньев.
То, что он мурлыкал, походило больше не на попытки утешить, а на львиный растревоженный рык.
Кайман, непроницаемо-мрачный, гнал как самоубийца.
Единственная минута, когда Лилен снова выгнуло дугой, боль и дрожь прошли тошнотной волной от пресса до пальцев ног и рук, а Дельта зашипел, учуяв неладное, вымотала Синего Птица как марш-бросок по пересеченной. Он еле держался на ногах, засыпал на ходу и даже в ангар не пошел, буркнув, что все уже спел, как призовая канарейка. После чего сварливо добавил, что его ценный организм отказывается терпеть подобное издевательство. При всей к Димочке антипатии Лилен понимала: если б ей в конце становилось так же хреново, она бы тоже склочничала и ругалась. Зная — все равно сделает, что требуется.
Вообще-то капризы — девичье право.
Но на то он и Птиц.
Заполночь Таисия разговаривала с Ией, остальные спали, а Север и Лилен сидели на балконе, в маленькой оранжерее.
— Вот это хуже всего, — уронил Шеверинский, глядя, как вдали полыхает, мечется, взрывается и опадает огромная шоу-голограмма возле Морской сцены. Остекление балкона не пропускало звук, а иначе спать было бы невозможно.
— Что?
Дельта, разочарованный, дремал, вытянувшись из края к краю гостиной. Он надеялся на деятельную помощь. Защиту. Охоту. Но маленькие мягкокожие существа проявили худшие качества своей мягкокожести: встретились лицом к лицу с врагами, обменялись знаками почтения и ушли. Нехорошо.
— Когда ты привязан к корректору.
— Но… — растерянно начала Лилен.
— Хорошо Таисии. Она сама по себе. А когда ты так, реквизит, трамплин… Я-то ладно, я с самого начала в команде, привык. А Костя раньше в одиночку работал. Сам, по своей силе. У него ордена боевые… Одинокий энергетик, — Север усмехнулся, — это почти как суперагент киношный.
Лилен представила. А потом почувствовала, потому что сидела рядом и была, пусть временно, амортизатором Севера, частью его команды — почувствовала, как же невероятно, нестерпимо хочется ему вырваться из принятых добровольно цепей. На мгновение она приняла то, что было ей странно и дико: жажду погони, опасности, победы! Невольно сравнила ощущение со знакомым ей мыслеполем нукт.
Драконы, бывает, хотят драки, веселого убийства. Пищи.
Понятия победы у них нет.
…первое, о чем спросила утром Флейта Тихорецкая — «а где Солнышко?» И обнаружилось, что насущно необходимый Полетаев сгинул. Ушел куда-то, не предупредив. Первый кайманов звонок был отклонен, второй принят без визуалки, а потом искомый Солнце ввалился в номер самолично, обиженный на весь мир и свежепокрашенный.
Света пришла в бурный восторг. Даже проснулась мгновенно.
Таисии немалых усилий стоило не рассмеяться. Но удержалась и только сказала тихонько: «Добрейший мужик Полетаев!»
«Полетаев может убить человека тычком пальца, — отозвался Птиц. — Чего б ему не быть добрейшим мужиком…»
Кайман стал на колени и прижался лбом ко лбу подопечной.
Лилен попыталась ощутить, что он делает. И сама поняла, что усиленное желание блокировало восприятие. Чигракова была права, отказываясь ей что-либо рассказывать. Но чем дальше, тем больше Лилен узнавала сама. Если она поймет, что нужно делать, амортизируя димочкин высший пилотаж, то станет совершенно бесполезна. Такой вот парадокс, который крайне неприятно осознавать.
И неясно, как уберечься от информации-помехи. Разве только не смотреть на Юру, собрата по дару…
— Светик, — ласково сказал тот, не меняя позы. Длинные пальцы хирурга осторожно коснулись рыжеватых светиных висков.
— Аюшки? — мурлыкнула девочка.
— Ну-ка, что ли… причиним убытки. Есть вероятность?
— М-м…
Грохот случился такой, что впору было заподозрить взрыв. Или — что рядом врезалась в стену «крыса», ведомая суицидником.
Но Тихорецкая ограничилась меньшим ущербом.
Упала люстра.
Роскошные низки хрустальных бус рассыпались по стеклу обеденного стола, как юбки пышного платья. Стекло оказалось высокопрочным пластиком и выдержало удар.
— Уфф! — облегченно сказал Солнце. Намотал на палец изумрудную прядь, глянул на нее, поморщился и отбросил.
— Порядок, — подвела итог Таисия. — Сестренка не подвела.
Скажи это Север, Лилен бы попросила уточнить. Но Чигракова непременно глянет на нее как на идиотку, поэтому пришлось напрячь мозги. Сестренка — это, наверное, Ксения, Ксенька-Тройняшка, которая шпионит за земными учеными. Та, благодаря которой семитерране знают о проекте «Скепсис».
— Ага, — согласился Кайман. — Ежели кого-нибудь убьют, проникнув лучами в мозг, то это будем мы с Леной. Позитив, что и говорить.
— Не пугай человека, — проворчал Солнце.
Тонкая пленка биопластика, белесая, полупрозрачная. Заставка на старом щитовом экране — цветы, пейзажи, фотографии. Безжизненная восковая рука отца, свесившаяся с подлокотника. «Пугать? Меня — пугать? Чем? Чем еще меня можно напугать?!»
Лилен промолчала.
…летняя ночь, окраина космопорта. Небо светло от звезд. Одни — крупные, парящие особняком от прочих, аристократически гордые; другие — сплелись сетями; третьи неразличимы, слившиеся в ленты светящейся пыли. Тусклые фонари блюдут проулки между ангарами, делают свое дело, не затмевая славы южного неба. Вдали со стартовой площадки поднимается лайнер, межзвездный отель, идущий в самый популярный, самый налетанный рейс — от Терры-без-номера к Древней Земле.