Они начали обсуждать подробности договора с Люнеманном, спорные моменты, юридические основания; Алентипална вернулась к своей салфетке.
«Лазурь не справится, — подумала она. — Данг-Сети нельзя лететь на Третью Терру. Нельзя было отзывать Флейту. Если бы Димочка!»
Димочка словно котенок — «что мне нравится, то мое». Вещи ли, люди… и когда оказалось, что у его личной Лены есть свободная воля, это стало сокрушительным ударом для почти всемогущего звездного дитяти. Тройка распалась. «Тройка, — говорил Элик, — треугольник — это фигура, направленная вовне. Даже графически. Пока тройка действует, она эффективна. В покое, когда встает необходимость налаживать отношения внутри — начинаются проблемы. Модели нет! Мы-то взрослые люди, и то всякое случалось. А дети? Подростки? У них вдобавок гормоны играют… крыша едет!»
«Что с ним делать?» — удрученно спросила тогда Алентипална. «Аминазину ему прописать надо!» — внезапно заявил Элик и чему-то гулко расхохотался.
«Что такое аминазин?»
«Это такое древнее психофармакологическое средство, — чрезвычайно хитрым и ехидным голосом ответил Ценкович. — Оч-чень свирепое».
Бабушка улыбнулась, пряча конец нити в оконченном вязанье. Нити, нити… с браконьерской добычей квазицитов боролись, сколько существовала колония на Третьей Терре. Шли на ужасные по жестокости меры, распускали еще более ужасные слухи о том, что грозит попавшимся преступникам.
Бесполезно.
Слишком доходный бизнес.
Алентипална рукодельничала и думала о посторонних вещах, пока часть ее сознания, отойдя в тень, перебирала невидимые нити возможностей. Никак не отыскивалось нужной; может, ее и вовсе не существовало. Охотиться за квазицитами будут всегда, пока остается в людской натуре стремление к прибыли. Но люди с Дикого Порта получают лицензии, и местер Люнеманн — союзник Урала. Поставить заслон перед Землей…
Лайсан уже должна была принести чай. Бабушка покосилась в сторону коридора.
Вместо секретарши с подносом вошла Ниночка-Мультяшка. Осторожно проплыла по салону, поставила на стол чашки, молочник и сахарницу, а потом присела на корточки возле кресла Бабушки.
— Баба Тиша… — шепот.
— Да, Ниночка.
— А можно мне позвонить?
— Куда?… можно, конечно.
Мультяшка замялась.
— Я не в смысле домой, — она смущенно взъерошила кудри, — я Свете хотела. Ну, спросить, как они там…
— А разве Сережа не связался? — удивилась Бабушка. — Или Настя? Они должны были…
— Сережа до сих пор с шефом полиции разговаривает. А Анастис данные проверяет, которые он прислал.
«Ох, что-то не то творится», — подумала Алентипална.
— Звони, Ниночка… почему тебе разрешение-то нужно?
— Вдруг прослушивают? — исчезающе тихо предположила Мультяшка.
Нина, не последнего разбора Птица, но от природы пугливая и мнительная, очень боялась загадочного чужого корректора, о котором рассказывала Настя.
— Звони, — улыбнулась Бабушка. — Ничего нового ты не скажешь.
Ниночка скрылась. Алентипална еще немного посидела, сложив руки на коленях, потом встала и подошла к поглощенным беседой мужчинам.
— Ваня, — посоветовала она, облокотившись на спинку кресла Кхина, — оставь пока Третью.
Оба триумвира уставились на нее.
— Какой в списке первый пункт, Тишенька? — нарушил молчание Ценкович. Не было нужды удивляться, переспрашивать, уточнять; и возражать местре Надеждиной, ведущему специалисту, стал бы кто угодно, но только не собратья по триумвирату.
Алентипална прикрыла глаза.
— Его еще нет.
— Хорошо, — ответствовал Элия, оглаживая бороду. — Ждем, когда появится. Мнится мне, ждать недолго.
— Что ответим Нероцкому? — пробасил Батя из недр кресла, в котором, несмотря на рост и плечистость, утопал. — Жемчуг не смогла решить.
Бабушка опечалилась. Наверняка Данг-Сети видит выход так же ясно, как она сама. Ратна упрямо стоит на своем: пусть все важные решения принимает местра Надеждина, куратор Эрэс.
— Пусть он не волнуется, — Алентипална потеряла счет тому, сколько раз говорила это. — Все будет хорошо.
— Уже? — несколько недоуменно хмыкнул Кхин.
— Скоро. Ванечка, тут и петь ничего не надо. Все образуется само собой.
— Надо же… — голос Кхина ушел еще ниже, чем обычно, в густейшую октаву.
Местра Надеждина, сжав губы, смотрела в стену: однотонная дымчато-сиреневая отделка с эффектом глубины. Можно смотреть долго, как в туман, в воду, в небо. Сиреневые панели чередуются с белыми, источающими свет; и та из световых, что рядом с дверью, кажется, сейчас потухнет… «Сережа, ты бы не волновался», — успела подумать Алентипална, прежде чем взмыленный Джангиров без стука и извинений влетел в салон.
На маленьких энергетиках в Райском Саду горит не только одежда и обувь — горит, как хворост, личная электроника. Браслетные компьютеры приходится менять чуть ли не каждую неделю. Не устраивать же репрессии, лишая самого необходимого детей, виноватых лишь в том, что они сверхполноценники… Научатся контролировать себя — цены не будет. У Севера, помнится, камеры наблюдения со стометровки плавились.
— Иван Михалыч, — выдохнул Джангиров, пока Батя, скептически сопя, выбирался из кресла. — Терранские СБ-шники спрашивают, не отложить ли посадку на полчаса.
— Что у них там?
— Митинг. Несанкционированный. Возле терминала.
Ценкович длинно, художественно присвистнул.
— Разгонять собираются?
— Да. — Джангиров явно не знал, куда себя девать, и почти танцевал на месте, терзая пальцами ушки ремня.