Йи-ха!
Если б были на свете соревнования по бегу со стартом из положения лежа на животе, она бы точно взяла золотую медаль. Метелки трав хлестали ее по плечам и макушке, которую она выставила, точно козочка; земля под ногами улетала назад, Улянка завизжала от восторга, что так она быстро бежит, и так вкусно пахнет кругом травой, и так все замечательно на свете!
И тот же час Мыш и Колючка поймали ее, хохочущую, и повалили.
Улянка брыкалась и отбивалась, катая хвостатых друзей по траве. В горле першило от громкого смеха, забирала икота. Темно-русые кудряшки спутались, в них зеленели травинки. Будущее живое оружие прыгало и наскакивало, чирикая, весело, звонко рыча. Их плечевые и челюстные лезвия были такой остроты, что могли вдоль располовинить волос. Но на коже девчушки оставляли царапины только жесткие стебли.
Вдруг Колючка отошел в сторону и поднял мордочку к небу. Хвост его начал ходить из стороны в сторону, скашивая шипами траву. Мыш еще подержал добытую подружку кверху брюшком, но тоже отпустил.
«Чего такое?» — удивилась Улянка и посмотрела в небо.
«Летит», — подумал непонятно кто: то ли она, то ли Мыш.
Что-то летело: большое, похожее на рыбу, какие водятся в глубине моря, — на огромную рыбу. Летит рыба, а внутри у нее пусто. Рыба звенит и звоном толкается от земли, потому что крыльев у нее нет. А в рыбе, а в рыбе летит папа!! Ура!
Вот это точно была мысль Улянки.
…На поляну садился аэромобильчик-«крыса», поднимая дверцы, как крылья. С водительского места выглядывал Игорь Мариненко, бывший второй мастер терранского питомника. Теперь — первый; но самой главной встречающей не было до этого дела.
— Ииииии! — завопила Улянка и бросилась к папе.
Тот улыбнулся, подхватывая ее на руки, и подул ей в нос, так, что Улянка зажмурилась.
— Привет, вопилкин, — сказал он, самый замечательный на свете папа, теплый, большой и сильный. Улянка крепко обняла его и чмокнула в щеку. Подумала, что нечего долго нежничать, потому что нужно рассказать много всякого, чего случилось. Что Сашка уехал в Город, и без него скучно, и не видел ли его там папа, а мама варила варенье, и его хотел попробовать дракончик, но не удержался и свалился в чан. Что дядя Крис навытягивал из Сети целую прорву мультиков, и ей даже расхотелось их смотреть, а тетя-драконка Ития думала ей про то, что в глубине моря, оказалось, там ужасно интересно, а Улянка читала книжку про батискаф, пускай папа достанет батискаф и вместе с ней посмотрит на глубину моря. И маму тоже возьмет. А тетя Яна обещала отвезти Улянку в Джеймсон и показать, как учатся экстрим-операторы, но уехала вместе с дядей Дитом, давно, и до сих пор не вернулась, а тетя Лилен стала грустная и с ней не поиграть. Что Мыш и Колючка придумали игру валить друг друга, и она уже умеет правильно цепляться за нукту, и выговаривать букву «р», и еще много всякого…
Уляна набрала побольше воздуха и приготовилась начать рассказывать, но папа перебил.
— Знакомьтесь, это Уляна Игоревна, — сказал он кому-то позади себя.
Улянка не обиделась, а наоборот, страшно обрадовалась. Лучшего случая покрасоваться своей новенькой буквой «р» просто нельзя было и придумать.
— Местр-ра Уляна Игор-ревна Мар-риненко! — выпалила она громко и так солидно, как умеют только пятилетние дети.
Папа подивился и посмотрел с уважением искоса, а позади папы засмеялись певучим красивым смехом.
— Ой, какая вы серьезная местра! А я просто тетя Тася.
Таисия Чигракова, ксенолог-дипломат Седьмой Терры, оглядывала лес. Черные глаза в тени теряли всякое живое выражение, на губах застывала каменная улыбка. Лилен хмуро думала, не принимала ли матушка местры Чиграковой во время беременности ментанол, как когда-то ее собственная бабушка. Неестественно скупая мимика. Но если у мамы такая смотрелась родной и милой, то у этой…
Ей не нравилась Таис. Всем. От модного кожаного плаща, от испытующего, жесткого взгляда, которым семитерранка смерила Лилен при знакомстве, до странной уверенности, с какой она шла по джунглям. Даже не уверенности — напора. Перед Чиграковой точно расступались ветки, раскатывались валуны… зверье разбегалось совсем не фигурально. Пусть Игорь шел первым, указывая почти неразличимую тропу, но горожанка Таисия обязана была устать пятнадцать минут назад.
Не уставала.
Больше того: как нукты излучают чувства, желая поделиться радостью или горем, так Таисия светилась бешеной энергией. Натиском. Нефизической силой. Лилен не понимала, зачем уралке было навязываться с ними, и подозревала, что просто из желания поразмяться.
Ни о чем хорошем это не говорило. Майк, при всей своей чокнутости и толстокожести — не напрашивался.
Лилен и Игорь шли прощаться с живым оружием.
…Малыш лежал на боку. Вытянув хвост и лапы, закрыв глаза обеими парами век, не шевелясь. Трава кругом казалась непримятой, тонкие вьюнки оплели конец хвоста и плечевые лезвия… Уже около двух недель он ничего не ел и не пил; драконы способны выдержать и более длительную голодовку, но эта, последняя, вела его туда, куда он хотел попасть. Малыш не собирался сворачивать с пути. После того, как тело Янины увезли, он ушел вглубь леса, к скалам, и лег на поляну — насовсем.
Он не только не двигался, но даже перестал мыслить. И вездесущие, неугомонные ящерята держались подальше от того места, где тихо угасал боевой нукта, лишившийся своего прайда. Один раз еще Лилен подходила к нему, намереваясь наново задать прежний вопрос, но отшатнулась, только почувствовав состояние бывшего своего охранителя. Словно медленно, очень медленно, но неуклонно ослабевала пружина; неторопливо, градус за градусом, остывало солнце, истаивал свет; мир неспешно сужался в точку… Единственная дочь Малыша стала взрослой, не нуждалась в его помощи, и он оставлял ее жить саму.