Дикая раса - Страница 27

— Кровавоволосый, — говорит Д’йирхва, легко проводя кончиками когтей по его плечу. — Теперь мы словно наши отцы, ибо твой был вождем, а мой — его «вторым лезвием». Можешь укусить меня, если прогневаешься, но ты и впрямь точно воин древности.

— Помнишь, как это сказала моя мать? — напоминает Л’тхарна. — Ты был тогда рядом.

— Помню.

— Она полагала меня гордым, как воин древности.

— Пусть о твоих достоинствах скажут те, кто ест у тебя из рук, — недовольно цедит Эскши.

— Сегодня я одержал победу над теми, кто воистину был подобен воинам древности.

Эскши презрительно фыркает и выпрямляется во весь рост. Она в полтора раза выше Л’тхарны, и пусть намного уступает в росте старейшинам, заставшим еще времена процветания на родной Кадаре, но она не менее яростна, а в быстроте и ловкости никто не осмелится с ней состязаться.

— И ты заслуживаешь почета! — грохочет она. — Д’йирхва! уйди и дай мне искусать моего мужчину.

Д’йирхва смеется.

— Никакого почета, — отвечает Л’тхарна, глядя, как занавеси сходятся за соратником. — Я не видел выхода. Это не был честный поединок.

— Любой, кто видел, подтвердит!

— Эскши, мать моего выводка, вспомни, за пятнадцать лет ложилась ли ты спать голодной? Был ли день, в который ты не видела мяса? Знавала ли ты унижение?

— Нет, отец моего выводка. Я правильно выбрала отца для новых людей.

Л’тхарна фыркает и оскаливается. Встает, расхаживает по широкому и пустому покою. Эскши, сидя на четвереньках, следит за ним искрящимися зеленоватыми глазами.

— Я брал мясо с руки х’манка, ты знала это и ела.

— Все ели. Многие ли из них были бы живы сейчас, отказавшись?

— М’рхенгла отказался. И последний раз он ел досыта на Кадаре, тридцать лет назад. Он только кажется сильнее меня. Все его нутро — сплошная болезнь.

— Зря ты его не убил.

— Слышу голос женщины, — Л’тхарна передергивает ушами. — Это постыдно.

— Убить слабого?!

— Он ослабел, храня древнюю честь. Он смел. Меня превознесли как победителя, а я не заслуживаю такой славы.

— Зато теперь станут говорить, что ты мягок сердцем.

— Я слышал о себе и худшие вещи.

— И все это — правда.

Л’тхарна останавливается, разворачивается к ней. Разлетаются косы, тяжелые серьги глухо брякают. Эскши пригибает голову, встречая его взгляд, но на ее губах нет и намека на гневный оскал, лишь понимание и горечь. Сын Р’харты молчит.

— Люди научились лгать, — говорит женщина. — Хорошо лгать. Но такую ложь смог бы измыслить только х’манк.

— Ты молчала пятнадцать лет.

— Я каждый день ела мясо.

— Молчи и дальше.

И он уходит. Эскши долго смотрит ему в спину, а потом на занавеси, сомкнувшиеся за ней. Отец ее выводка редкостно красив, в придачу ко всему прочему. У него волосы цвета артериальной крови, волосы сказочного убийцы. Второй мальчик приплода унаследовал их. Жаль, что не Уархши, девочка. Впрочем, этот ген может передаться потомству Уархши…

Разговоры о бесчестии ранят только мужчин. У Эскши свои, женские мысли. От легенд о Ш’райре до новейшей истории все, нарекаемые героями, ногами ходили по любой чести. Людей осталось так мало. Для женщины преступление — не продолжить в детях мудрость, доблесть и силу. Он великолепен, ее мужчина, Л’тхарна аххар Суриши аи Р’харта.

Анастасия, Анастис Чигракова, ксенолог-дипломат, представитель Урала на Диком Порту, танцует. Ночной клуб из разряда «only for humans», в элитном районе, но не фешенебельный: завязывание знакомств с нужными людьми — это работа, а сейчас Анастис просто хочет повеселиться.

…он удивительно похож на нее саму, и первый взгляд притягивает именно этим. Не так уж часто встречаются светловолосые люди с черными глазами. Но если у нее голова всего лишь русая, то волосы парня цветом напоминают люнеманнову гриву. Белые. И брови того же цвета. Анастис оглядывает танцора с головы до ног, и у нее делается сладко во рту. Бывают же такие красавцы… Анастасия — боевик, и в мужчинах ей нравится нежность.

На миг яркий луч озаряет лицо — тонкое, эльфийское, ангельское, со странно знакомыми чертами, — и она встречает дочерна-синий взгляд из-под снежных ресниц…

Это похоже на сказку. На мечту девчонки-подростка. В полутьме, на дне океана отблесков, звуков, движений, в толчее брошенных условностей, в цветном, пока еще не слишком пьяном тумане, под клубами дыма — от табака, тий-пай и акары, — в призрачном искусственном свете к тебе подходит истинный ангел.

«Смерти», — иронизирует Чигракова и чуть улыбается: скорее она сама может выступить в этой роли.

— Привет, — говорит она в ритме танца.

— Привет… — прекрасный юноша улыбается, и что-то внутри уже тает, сладко трепещет…

— Я Настя, — она чувствует себя школьницей на первой дискотеке. — А тебя как зовут?

Молчаливая, ласковая улыбка в ответ. Он поднимает руки над головой, сцепляет в замок — полы рубашки распахиваются, открывая сухощавое, гибкое, в меру накачанное тело. Серебряная гривна на шее. Подвеска сползла за плечо.

— Ты кто? — настороженно смеется Анастис.

— Я синий птиц, — медленным полушепотом, прорезающим грохот музыки, отвечает ангел, встряхивая белыми перьями волос, — приношу счастье…

— Ты к нему не лезь, — скучно замечает над ухом чей-то бас. — Не видишь, он упыханный в жопу?

Анастис подавляет желание врезать локтем в брюхо нависшему за ее спиной бугаю, и одновременно в великом изумлении опознает голос.

— Шеверинский?!

— Ну, — грустно говорит Шеверинский, пока Чигракова новыми глазами смотрит на «ангела».